Посольские книги как источник по истории Тюменского ханства // История, экономика и культура средневековых тюрко-татарских государств Западной Сибири. Материалы международной конференции г.Курган, 21-22 апреля 2011 года / Д.Н. Маслюженко, С.Ф. Татауров [отв. ред.]. – Курган: Изд-во Курганского гос.ун-та, 2011. - С.42-44.

Посольские книги представляются неоценимыми в плане изучения дипломатической и политической истории Тюменского ханства, позволяют проследить иерархию тюрко-татарских ханств в дипломатике Московского великого княжества, наметить пути решения различных проблем в политической истории указанных стран.

Дипломатические контакты Сибирских Шибанидов и Москвы можно тесно связать с событиями противостояния Московского государства и Большой Орды в 1480 году. По мнению В.И.Буганова, сразу после разгрома войска хана Ахмата в 1480 году, активизируется восточное направление внешней политики России [2; c.3-4], что подтверждается и первыми упоминаниями в сибирских летописях наличия обмена посольствами между Москвой и Тюменским ханством.

Наиболее важные детали, позволяющие частично реконструировать историю Тюменского ханства с 1489 по 1494 гг., содержат данные двух посольств ко двору Ивана III из Тюмени, что было связано с изменившейся политической обстановкой, позволившей наладить дипломатический обмен между двумя государствами.

 Постепенный уход с политической арены Большой Орды втянул в орбиту влияния Российского государства многие периферийные политические образования, среди которых Казанское ханство, уже упомянутые ногаи и руководители Тюменского ханства. Формальным поводом для интенсификации дипломатических отношений стало смещение казанского хана Али, которого поддерживали ногайские бии и Сибирские Шибаниды. 1489-й год был ознаменован новым витком официальных дипломатических контактов Москвы и Тюменского ханства. Однако лидеры Сибирских Шибанидов уже имели опыт политических контактов с Москвой, эти факты были зафиксированы летописцами: «Того же лета (1481 год – прим. авт.) царь Ивак послал посла своего Чюмгура князя к великому князю Ивану Васильевичу и к сыну его великому князю Ивану Ивановичу с радостию, что супостата твоего есми убил, царя Ахмата. И князь великий посла Ивакова чествовал и дарил и отпусти ко царю с честию, а царю Иваку теш послали» [16; c.95].

Таким образом, дипломатические отношения Москвы и Тюмени в источниках фиксируются под 1481 годом[1]. Однако нам неизвестно, сохранилась ли посольская книга за данный год и существовала ли она вообще. В связи с этим важно следующее замечание: «В целом можно заключить, что в конце XV – начале XVI вв. в государственном делопроизводстве уже существовали определенные традиции ведения посольской документации. Разрабатывались способы её систематизации и предпринимались меры, обеспечивающие сохранность дипломатических документов» [6; c.9]. По мнению, В.И.Саввы, ранние посольские книги по большей части представляли из себя известия летописей [15; c.16]. Особенностью первых посольских книг было и то, что в них отсутствовал статей список послов [6; c.9].

А.Г.Нестеров отмечает, «что «Сибирские дела» XV-XVI вв. были утрачены еще архивными чиновниками Российского государства в XVII в. – вероятно, «за ненадобностью», как утратившие свое внешнеполитическое значение» [10; c.280]. Сей тезис может подтвердить и наличие двух «ящиков» с «Тюменскими книгами при Иване царе» в описи Царского архива 1575-1584 гг [1; c.337, 339]. Присутствуют «тюменские и сибирские ящики» и в более поздней публикации [11; c.348]. Как известно, документы, содержащиеся в «ящиках» не сохранились.

Можно сделать краткий вывод о том, что скорее всего московско-тюменские переговоры были записаны в краткой форме, поскольку делопроизводство еще не получило достаточного развития, однако в письменном варианте данные сведения были утрачены.

Московско-тюменская дипломатическая переписка получила существенный импульс после вышеуказанных событий 1487 года, т.е. смены политического руководства в Казанском ханстве, в результате которого промосковская партий получила существенное усиление. Главным предлогом для совместного посольства представителей Сибирских Шибанидов и элиты Ногайской Орды стала попытка добиться освобождения плененного казанского хана.

Характерен обширный количественный состав посольства, а также его незапланированный визит, о чем свидетельствует послание наместника Мурома князя Федора Хованского великому князю: «Государю великому князю Ивану Васильевичу всей Русии холоп твой, государь, Федорец Хованской челом бьет. Приехали, государь, к тобе послы из Нагайские Орды, Иваков слуга, а зовут его Чюмгуром, да Мусин мурзин слуга, Адиком зовут, да Емгурчеев мурзин слуга, Тувачем зовут; а всех их, государь; а всех государь, двадцать да два. А сказывают государь, Волгу возилися под Черемшаны; а провожал их, сказывают, Алказый, да Бегиш, да сын его Утеш, да Чет, да Икайсым Сегит; а провожали их государь, полем до Суры, до Папулы, до Мордвина; а оттоле, государь, сказывают, ехали на князя на Ромодана, да на Кырданову Мордву, да на Саконы; а нынеча государь, стоят за рекою против города. И яз, государь, на сю сторону их возити не велел без твоего ведома, и ты, государь, как укажешь» [12; c.41].

Послание интересно тем, что позволяет определить некоторые особенности посольства. В частности, оно достаточно обширно («двадцать да два»), также имело многочисленную охрану («Алказый, да Бегиш, да сын его Утеш, да Чет, да Икайсым Сегит»). То, что посольство было внезапным, подтверждает следующая фраза: «И яз, государь, на сю сторону их возити не велел без твоего ведома, и ты, государь, как укажешь». Очевидна растерянность наместника при появлении многочисленного посольства. Помимо чисто дипломатических, посольство ставило своей целью и улучшение торговых отношений, что косвенно доказуется фразой из ответной грамоты великого князя: «И князь великий, того же месяца сентября, послал против ногайского посла Юша подъячего, а велел ему давати послу корм на стану по два борана, а овчины назад отдавать. А на кони, на которых они идут, на десятеро лошадей четверть овса; а которые кони гонят на продажу, на те кони корму не давати» [12; c.41]. Характерна фраза о том, что люди послов «кони гонят на продажу».

Непосредственно сам текст грамоты, а также весь процесс переговоров позволяет многое понять в системе взаимоотношений Москва – ногаи – Тюмень. Вступление «от Бреима царя» [14; c.18], по мнению А.К.Бустанова свидетельствует о том, что грамота была писана арабским письмом [3; c.88] и, по всей видимости, была двуязычной, или же, была переведена при получении.

На дифференцированный характер переговоров указывает и применяемый послом от Ибака Чюмгуром термина «брат». По мнению Л.А.Юзефовича и А.К.Бустанова, «термин «брат» в русском дипломатическом обиходе XV–XVII вв. выражал политическое равноправие» [19; с.16-18, 3; с.89]. Однако тщательный анализ послания не позволяет определить дипломатический статус Шибанидов как равноправный. Ответное послание от великого князя заключило в себя определенные требования для признания политического статуса «братства»: «…похочет с нами Ивак царь дружбы и братства, а мырзы с нами дружбы похотят, и они бы то взятое, головы и иной грабеж весь, что Алказый, да Касим Сеит, да Бегиш, да Утеш, да Тувачев брат…и иной грабеж весь, велели отдати» [14; c.21]. Однако, как нам известно, эти условия Ибаком выполнены не были, так что о статусе равноправия не могло быть и речи.

Грамоты показывают также иерархический статус тюрко-татарских ханств в глазах Московского государства, что отразилось на дипломатическом статусе послов. В частности, Чюмгуру в посольской книге придан статус посла, тогда как представители Ногайской Орды Адык и Тувач названы «человеками». [14; c.17-18].

Вступительная «Ивакова царева грамота» содержит также несколько характерных замечаний, по-видимому, оказавших на весь ход переговорного процесса. Указание А.К.Бустанова, что слово «поклон» в грамоте обозначает не приветствие, а желание «мира» [3; c.89] свидетельствует о некоей дистанцированности двух государств, что и понятно, поскольку официальным поводом для прибытия стал вопрос о выдаче «брата» Алегама, бывшего хана Казани. Самый факт выдачи нежелательного для Москвы хана вызывал определенный холод в переговорах.

Заслуживает внимания анализ и титул посла Чюмгура, записанного в грамоте как «Базарьский князь». По версии А.К.Бустанова данный эпитет связан с захватом Ибаком орда-базара сразу же после убийства хана Ахмата [16; c.95]. Практически все исследователи связывают орда-базар с кочевой ставкой, при которой могли находиться купцы [7; с.92, 3; c.89 и др]. А.Г.Нестеров указывает, что при орда-базаре мог находиться центр чеканки монет [9; c.61]. О функционировании орда-базара на территории Тюмени в источниках нет ни слова[2], однако, Чюмгур мог вполне представлять торговую прослойку Чимги-Туры. Указания на частично торговый характер посольства были указаны чуть выше, однако, судя по всему торговые вопросы носили второстепенный характер, но тем не менее кое-какие выгоды послы все же получили, что и было зафиксировано в ответной грамоте: «..как пошлют царь и мырзы к великому князю и кто с ними пойдут торговые люди, ино бы им в великого князя земле задержки не было да и пошлин бы с них не имали» [14; c.22]. Можно сделать вывод, что торговля Шибанидов и Москвы носила спорадический характер, т.е. она могла сопровождаться прибытием посольства.

Посольство 1489 года не добилось сколько-нибудь значительных результатов. Позиция сторон носила непримиримый характер, и поставленные цели не были выполнены. Однако итоги визита оказались продуктивными для правящей элиты Ногайской Орды, главной целью которой служило устанновление прочных дипломатических контактов с соседними государствами.

Второе посольство Ибак-хана, очевидно, было связано с изменившейся политической обстановкой в регионе, в частности, с неудавшимся совместным походом ногаев и шибанидов под Хаджи-Тархан осенью 1492 года. Вопрос о датировке похода должен быть тесно увязан и с датированием грамоты от Ибак-хана. По данным русско-крымской переписки поход можно отнести к лету-осени 1492 года: «Да еще слово то: из Орды человек наш приехал Шиг Ахмет до Сеит Магмут цари. А Нагаи Муса да Ямгурчей мурза Ивака да Мамука цари учинити идут, в Астрахани были пошли, и как слышевши назад к Тюмени покочевали, так ведал бы еси» [12; c.168].

В посольских книгах не менее четко датируется и очередной дипломатический визит князя Чюмгура в Москву: «Лета 7002, приехал к великому князю от царя Ивака от нагайского с грамотою человек его Чюмгур» [12; c.198; 14; c.48]. Таким образом, посольство в целом можно датировать концом 1493 – началом 1494 гг.

Взаимосвязь двух событий: посольства и неудачного похода нашли оживленный интерес среди исследователей. А.Г.Нестеров, суммируя деятельность Ибак-хана, считает его политику «имперской», а также «последней попыткой «воссоздания Джучидской державы» [8; c.15].. Данной точки зрения придерживается Р.Ю.Почекаев, считающий данный поход попыткой Ибак-хана захватить трон Золотой Орды [15; c.234], С вышеуказанными мнениями частично соглашаются Д.Н.Маслюженко [7; c.100], И.В.Зайцев [5; c.48], В.В.Трепавлов [18; c.118]. Особняком стоит версия А.П.Григорьева, сообщающего, что «Шибанид Ибак загорелся желанием, по примеру своих далеких предков Каганбека и Арабшаха, воцариться в Новом Сарае и сообщил о своем намерении Ивану III». При этом исследователь датирует сам поход 1494 годом [4; c.178], несмотря на то, что источники сообщают о походе в 1492 году.

Полярность мнений была вызвана сообщением из грамоты Ибак-хана: «Ибряимово слово. Великому князю Ивану, брату моему, поклон. После того ведомо бы было, слово то стоит: промеж Ченгосовых царевых детей, наш отец Шибал царь стоит с твоим юртом в опришнину, и друг и брат был; от тех мест межи нас ту Атамыров до Номоганов юрт ся учинил, а мы учинили далече, а с тобою меж нас добрые ссылки не бывало. Ино мне счастье дал Бог, Тимер Кутлуева сына убивши, Саински есми стул взял; да ещо сам с братьями и с детьми условившыся, а великого князя детей на княженье учинив, на отцов юрт на Волзе пришед стою» [12; c.198-199; 14; c.48-49].

Под «Номогановым юртом» И.В.Зайцев понимает еще одно название Большой Орды [5; c.49-50], и с данной интерпретацией следует согласиться. А.П.Григорьев, основываясь на неверных датировках совместного похода ногаев и Ибак-хана, а также присланной в Москву грамоты, считает, что это своеобразная угроза, демонстрация силы, так и неосуществленная лидером Сибирских Шибанидов [4; c.177-178].

Стоит отметить, что данный абзац действительно представляется спорным, однако пути решения могут быть следующими. Начало послания является стереотипным по отношению к предыдущей грамоте 1489 года: упоминание терминов «брат» и «поклон» могут служить констатацией традиционных политических установок Шибанидов по отношению к Москве. Упоминание о «Шыбале царе» и взятии «Саинского стула», на наш взгляд, тесно увязывается со следующей частью послания: «Да еще Алягама царя как дашь нам, после того твоему недругу недруг стою и твоему друг другу стою» [12; c.199; 14; c.49]. Здесь мы наблюдаем очередной призыв Ибак-хана к освобождению казанского хана Али и одновременно напоминанием об «услуге», оказанной представителями Чимги-Туры и ногаев в 1481 году по низвержению Ахмата.

  Поход к Хаджи-Тархану в грамотах никак не оговаривается, да и в целом, стоит отметить, что переговоры не носили продолжительного характера, что согласуется и с краткостью грамот. В ответном послании подчеркивается желание Ивана III к дальнейшему сотрудничеству с Ибак-ханом и обмену дипломатическими посольствами: «А хотели есми к нему послати своего человека, да нынечя  есмя своего человека с тобою вместе не успели послати; а вперед аже даст Бог хотим своего человека к твоему государю, к Иваку царю послати, чтобы дал Бог меж нас братство и дружба была и люди бы наши меж нас ездили нашего здоровья видети» [12; c.199; 14; c.49].

В целом можно придти к заключению, что посольство 1493-1494 гг. не добилось каких-либо конкретных целей, которые, однако же, практически (за исключением вопроса о хане Али) не были озвучены в представленной грамоте. Не было придано сколько-нибудь значения и походу 1492 года, а в целом доброжелательный тон дипломатических документов может свидетельствовать о ровных отношениях между двумя государствами. Сей вывод не позволяет согласиться с мнениями исследователей относительно желания Ибак-хана проводить «имперскую» политику или пытаться восстановить былое могущество Золотой Орды. В противном случае тон переговоров был бы совсем иным.

Можно согласиться с выводом А.К.Бустанова, что послания носят в себе отпечаток традиций золотоордынского делопроизводства [3; c.94], однако позже, по-видимому, при составлении посольских книг были переведены на русский и адаптированы под российское делопроизводство, в результате возникли спорные моменты в тексте послания 1493 года, неоднозначно трактуемого исследователями.

Материалы посольских книг существенно дополняют и развивают данные русских летописей, позволяя понять всю сложность взаимоотношений Тюменского ханства и Московского великого княжества и попытаться определить роль первого в системе международных отношений тюрко-татарских государств. Тексты посланий содержат указания на особенности взаимоотношений Сибирских Шибанидов и Ногайской Орды, позволяют наметить актуальные экономические вопросы, проследить наследие традиций золотоордынского делопроизводства и влияние его на становление российского.

Примечания.

1.     Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи. Том I. 1294-1598. СПб., 1836.

2.     Буганов В.И. Предисловие // Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой. 1489-1508 гг. М., 1984.

3.     Бустанов А.К. Послание Сибирского хана Сайид Ибрагима в Москву 1489 г.: опыт анализа переводного документа // Культурология традиционных сообществ: Материалы II Всерос. науч. конф. молодых ученых. – Омск, 2007.

4.     Григорьев А.П. Шибаниды на золотоордынском престоле // Востоковедение. Вып.11. 1985.

5.     Зайцев И.В. Астраханское ханство. М., 2006.

6.     Лукичев М.П., Рогожин Н.М. Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой 1489-1508 гг. как исторический источник // Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой. 1489-1508 гг. М., 1984.

7.     Маслюженко Д.Н. Этнополитическая история лесостепного Притоболья в средние века. Курган: Изд-во Курганского гос.ун-та, 2008.

8.     Нестеров А. Г. Государства Шейбанидов и Тайбугидов в Западной Сибири в XIV-XVII вв.: археология и история. АКД. М., 1988.

9.     Нестеров А.Г. Монеты Сибирских Шейбанидов // II Берсовские чтения: материалы научной конференции. Екатеринбург, 1994.

10. Нестеров А.Г. Документы Сибирских Шейбанидов XV-XVI вв. // Восток-Запад: диалог культур Евразии. Проблемы средневековой истории и археологии. Вып.4. Казань, 2004.

11. Опись Государственного архива конца XVI в. // Археографический ежегодник за 1974 год. М., 1975.

12. Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. Том 1. Памятники дипломатических сношений Московского государства с крымской и ногайской ордами и с Турцией с 1474 по 1505 год, эпоха свержения монгольского ига в России // Сборник Императорского Русского Исторического общества. Том 41. СПб., 1884.

13. Парунин А.В. К вопросу об обстоятельствах смерти хана Большой Орды Ахмата в 1481 году // Золотоордынская цивилизация. Сборник статей. Вып. 3. Казань, 2010.

14. Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой 1489-1508 гг. М., 1984.

15. Почекаев Р.Ю. Цари Ордынские. Биографии ханов и правителей Золотой Орды. М., 2010.

16. ПСРЛ.  Т.37. Устюжские и вологодские летописи XVI-XVIII вв. М., 1982.

17. Савва В.И. О Посольском приказе в XVI в. Харьков, 1917.

18. Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М., 2002.

19. Юзефович Л.А. «Как в посольских обычаях ведется…» Русский посольский обычай конца XV – начала XVII вв. – М., 1988.

20. Шашков А.Т. Начало присоединения Сибири // Проблемы истории России. Вып.4. Евразийское пограничье. Екатеринбург, 2001