Парунин А.В. Клан баргут/буркут в политической истории чингизидских государств XIII-XVI вв. // Средневековые тюрко-татарские государства. Сборник статей. Выпуск 4. – Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2012. – С.131-143.

 [131] Клановые структуры и их роль в системе золотоордынских и позднезолотоордынских тюрко-татарских государств стали объектом пристального изучения лишь в течение нескольких последних десятилетий. Систематические исследования роли кланов в социальной организации монгольских государств первоначально были отображены в западной историографии. Ставшие уже классическими исследования Х. Иналджика и Б.Ф.Манц фактически заложили основы в изучении данного направления. Их работы были посвящены социальной структуре Крымского ханства в XVI веке, представлявшую собой классическую схему взаимоотношений хана и четырех правящих родов (карачи-беков), получившую позже в историографии название «четырехчастной». Если Х. Иналджик сосредоточил свое внимание на понимании властных отношений хана и правящей аристократии [Inalchik, 1979-1980, p.446-448], то Б.Ф. Манц посвятила свое исследование анализу кланов в целом [Manz, 1978, p.284-304]. Поворотным пунктом стали исследования Ю. Шамильоглу, посвященные анализу четырехчастной системе карачи-беев как в истории Золотой Орды XIII-XIV вв., так и в ряде тюрко-татарских государств XV-XVI вв. [Schamiloglu, 1986, p. 80-172; Шамильоглу, 1993, с.44-54]. Исследователь проследил развитие и эволюцию института, их участие в бюрократической системе золотоордынского государства, а также роль в социальной организации тюрко-татарских ханств.

В последние два десятилетия роль кланов структур в социально-политической золотоордынских государств получила последовательное изучение в трудах Д.М. Исхакова, И.Л.Измайлова, В.В.Трепавлова, И.М.Миргалеева, Ж.М.Сабитова, Д.Н.Маслюженко и др. Отмечена ранняя история кланов и роль некоторых из них в формировании улусов и государственном развитии не-чингизидских государств, в частности, Ногайской Орды[1] и происхождении темника Мамая [Трепавлов, 2002., с.51-61; Трепавлов, 2010, с.138-140; Мустакимов, 2010б, с.171-180 и др.]; отмечены теоретические вопросы вокруг термина «клан» и факторы создания родоплеменной структуры Монгольской империи [Миргалеев, 2010, с.132-135 и др.].

Наиболее обстоятельное изучение роли и функций кланов принадлежит Д.М.Исхакову и И.Л.Измайлову. Исследователи проследили эволюцию родоплеменных отношений в Монгольской империи, формирование клановых конфедераций [Исхаков, Измайлов, 2007, с.141-146]. Д.М.Исхакову принадлежит мысль о том, что хан и кланы составляли т.н. «правящую корпорацию», в которой «отношения «между ханом и лидерами «правящих племен» регулировались перекрестными супружескими союзами по женской линии» [Исхаков, 2009а, с.25]. Также исследователем были прослежены специфика кланов в социальных отношениях в Золотой Орде, их возрастающая роль в период «великой Замятни» [Исхаков, 2009а, с.30-53]. В рамках изучаемой нами темы, Д.М.Исхаков предложил отождествлять сибирскую княжескую династию Тайбугидов с кланом буркут, неоднократно фигурирующем в многочисленных письменных источниках XIII-XVI вв. [Исхаков, 2009б, с.119-120]. С точкой зрения исследователя согласились Ж.М. Сабитов [Сабитов, 2010, с.32-36] и, с некоторыми оговорками, Д.Н.Маслюженко [Маслюженко, 2010, с.127][2].

Вокруг изучения клановых основ золотоордынской государственности сложилась определенная историографическая традиция, изобилующая различными подходами и особенностями при изучении конкретного клана в определенной политической обстановке. Несмотря на серьезные успехи исследователей в данном направлении, на наш взгляд, функции и роль кланов на определенных этапах истории чингизидских государств изучена недостаточно. Заполнение же данной лакуны – дело будущих исследований. Автор в данной статье предлагает рассмотреть историю одного из кланов, сыгравшего знаковую роль в социальной структуре улуса Шибана и, возможно, сибирских ханства – баргут или буркут.

[132] Одной из главных проблем анализа исторических особенностей клановой организации является крайняя разрозненность источников, которые, как представляются, можно разделить на две категории в хронологическом отношении.

К первой относятся те исторические сочинения, которые охватывают историю племен Южной Сибири и внутренней Монголии, их участие в процессах становления Монгольской империи в XIII веке, формирования её улусов (в частности, улуса Джучи, Чагатая, государства Хулагуидов). Это китайская официальная хроника «Юань Ши» (1369-1370 гг.), составленная по приказу китайского императора Чжу Юань-чжана, из династии Мин; «Сокровенное Сказание монголов» (приблизительно в 1240 г.) и «Джами ат-таварих» («Сборник летописей») персидского историка и официального историографа династии Хулагуидов Рашид-ад-Дина (составлена приблизительно в 1300-1311 гг.). В этих работах родоплеменной организации монголов, истории племен и их участии в политической жизни уделено достаточно большое внимание.

Ко второй группе относятся источники более позднего происхождения, которые так или иначе упоминают о клане буркут. Это, прежде всего, генеалогическое сочинение «Му’изз ал-Ансаб», составленное при тимуриде Шахрухе в 20-х гг. XV века; «Тарих-и Абу-л-Хайр-хани» Масуда бен Усмана Кухистани (предположительно 1543-1544 гг.); «Шейбани-наме» Мухаммада Салиха (начало XVI в.); «Таварих-и гузида-йи Нусрат-наме» неизвестного автора (написано предположительно в 1502-1510 гг.); «Дафтар-и Чингиз-наме» (составленный в конце XVII – начале XVIII вв.).; «Маджму ат-таварих» («Собрание историй» ) Сайф ад-Дина Ахсикенди (XVI в.) и анонимный текст, перечисляющий «беков, бывших в эпоху хана Джанибека». Некоторые дополнительные данные по истории кланов, бывших при династии Шибанидов в Бухаре может дать «Шараф -наме-йи шахи» («Книга шахской славы») официального историографа хана Абдуллы II Хафиза-и Таныш Бухари, многотомное сочинение которого было составлено в конце XVI века. Помимо этого, дополнительные материалы, в частности, по отождествлению клана буркут с династией Тайбугидов, могут дать сибирские летописи, составленные частично на основе устных преданий сибирских татар [Миллер, 1999, с.185].

Имеются упоминания о клане буркут («буркыт») в ряде татарских шеджере, проанализированных Д.М.Исхаковым [Исхаков, 2006, с.28-29]. Упоминание о неких Буркыте би и Буркате би фиксируются среди родословных татар Татарстана и Башкортостана. Трудно сказать, каким образом буркуты оказались в Приуралье, поскольку в этих родословных нет точек соприкосновения с другими источниками[3].

Этноним «баргу», по мнению ряда исследователей, имеет тюркское происхождение. Так, Ц.Б. Цыдендамбаев указывал, что этноним «баргуты» могли происходить от тюрк. «байыркы», с чем согласился А.Г.Малявкин. Б.З. Нанзатов счел возможным отождествить «баргу» с bargu, значение которого – «добыча». На этом основании, исследователь предположил, что «баргу» - синоним политонима курыкан, которые расселились в «баргу» («земля», «добыча»). Отсюда и предположительное возникновение термина «Баргуджин-Токум» («родина [земля] завоевателей», либо «[земля] линиджа завоевателей») [Нанзатов, 2003, с.35-36]. Схожей позиции придерживается и П.Б.Коновалов, отмечая соответствие «байегу танских хроник, байрыку рунических камнеписных текстов на мемориале древнетюркских каганатов на р. Орхоне (VIII в.) и более поздний монгольский этноним баргут/баргуд» [Коновалов, 2011, с.24]. По мнению исследователя в киданьскую эпоху племена баргутов были смещены в Прибайкалье, где в последующем территория племени стала известна как Баргуджин-Токум [Коновалов, 2011, с.24-25]. О Баргуджин-Токум как родине баргутов сообщает и Рашид-ад-Дин: «Эти племена (т.е. баргут, кори и тулас – А.П.) близки друг с другом. Их называют баргутами вследствие того, что их стойбища и жилища [находятся] на той стороне реки Селенги, на самом краю местностей и земель, которые населяли монголы и которые называют Баргуджин-Токум» [Рашид-ад-Дин, 1952,  т.1, кн.1, с.121].

В установлении этнического происхождения клана баргут/буркут способны письменные памятники более позднего времени, в частности многотомное сочинение Рашид-ад-Дина. Перечисляя племена, населявшие монгольскую степь, персидский историк причисляет баргутов к «народности, которых в настоящее время[4] называют монголами» [Рашид-ад-Дин, 1952, т.1, кн.1, 1952, с.77]. Однако в разделе, посвященном обзору племен, при более подробном описании баргутов, [133] историк не выводит их происхождение к «коренным монголам» [Рашид-ад-Дин, 1952 т.1, кн.1, с.156]. В данном случае мы имеем любопытную трансформацию этнической принадлежности племени, очевидно, связанной с последующей объединительной политикой Чингис-хана, когда традиционная структура племени разрушалась, а её рода объединялись с другими и входили в подчинение различных представителей знати [Миргалеев, 2010, с.133]. Подобную политику можно хорошо проиллюстрировать на следующем примере: «Это племя (курлаут – А.П.) с племенами кунгират, элджигин и баргут близки и соединены друг с другом; их тамга у всех одна; они выполняют требования родства и сохраняют между собой [взятие] зятьев и невесток. Эти три-четыре племени никогда не воевали с Чингиз-ханом и не враждовали [с ним], а он никогда их не делил и никому не давал в рабство по той причине, что они не были его противниками; [Чингиз-хан] по справедливости назначил их в [свою] страну. В это время все они следовали путями побратимства и свойства [анда-кудаи] и все состояли в кешике Джида-нойона. Еще до настоящего времени в кешике находятся их потомки» [Рашид-ад-Дин, 1952, т.1., кн.1, с.117]. Племенная политика Чингис-хана, таким образом, не коснулась изначально союзных племен; меньше повезло оппозиционным конфедерациям -  меркитам, кераитам, татарам и др., их рода были распределены среди новоиспеченной знати Монгольской империи. Тем не менее, включение в состав Монгольской империи клана баргут повлек за собой и смену статуса, вероятно, позволив тем самым Рашид-ад-Дину причислить их к монголам.

Наиболее ранние упоминания о баргутах содержатся в китайской официальной хронике «Юань Ши». Так, ведя речь о полулегендарном происхождении рода кият, летопись сообщает о правнуке Бодончара Начине, который стал «приемным зятем у народа баргут и потому не постигло его несчастье» [Золотая Орда в источниках, 2009, т.3, с.125]. Впоследствии Начин упоминается как «возглавивший народ баргут». Баргуты же, по версии «Юань Ши» поставили его и брата Хайду «на престол как властителя» [Золотая Орда в источниках,. 2009, т.3, с.126]. В течение некоторого времени земля Баргуджин-Токум стала ставкой Хайду, вплоть до его смерти. Ранние контакты нашли свое отражение и в брачных связях: «Бартан-бахадур был дедом Чингиз-хана, а по-монгольски деда называют эбугэ. Он имел старшую жену, имя её Сунигул-фуджин из племени баргут; от неё он имел четырех сыновей. Первый по имени Мунгэту-Киян….» [Рашид-ад-Дин, 1952, т.1, кн.2, с.46].

Подобные обстоятельства трудно отнести к какому-либо времени: ограничимся лишь констатацией обычных культурных контактов между племенами обширной монгольской степи. Однако косвенное упоминание о «надежности» племени для представителей из «Золотого рода» и уж тем более участие баргутов в делах племени кият, видимо, может отражать напластования более поздних отношений.

Следующее упоминание о клане содержатся в «Сокровенном Сказании» и более позднем сочинении Лубсан Данзана «Алтан Тобчи» в связи с событиями, происшедшими в год Зайца (1207), с отправлением Джучи с войском правой руки к лесным племенам. Присоединение племен произошло бескровно, среди перечисленных покоренных народов значится племя бархунов, которое Р.П. Храпачевский предлагает отождествить с баргутами Рашид-ад-Дина [Храпачевский, 2005, с.434, прим. VII; с. 524 прим. VI]. «Алтан Тобчи» прямо отмечает, что «Джочи вошел в земли…баргутов», а затем «привел под власть [монголов] лесные народы» [Лубсан Данзан, 1973, с.184].

Таким образом, баргуты были тесно инкорпорированы в родоплеменную организацию Монгольской империи. Их союзнические отношения с Чингис-ханом, а также относительно ранние контакты с правящим родом кият, позволили баргутам занять занять важное место в военной организации империи. Возможно, статус баргутов подчеркнут в лице Джэдай-нойона, принадлежащего к клану по женской линии. Впоследствии, племена урут и мангут были переданы в рабство Джэдаю, «хотя они были его родичами, но в силу приказа [Чингиз-хана] стали его рабами» [Рашид-ад-Дин, 1952, т.1., кн.1, с.185; Трепавлов, 2002, с.61-62].

Информация о клане отмечена и в «Юань Ши»: цзюань 122 из раздела «Жизнеописания знаменитых» сообщает об Аньмухае из рода баргутов, который, по мнению Т. Оллсона, был «главным архитектором» монгольской артиллерии (цит.по: [Крадин, Скрынникова, 2006, с.429]).

«Юань Ши» сообщает важные данные о функциях представителей клана при первых каанах Монгольской империи. Так в 1214-1215 гг. Аньмухай и его отец Бохэчу участвовали в южном походе китайской кампании,  под командованием Мухали, где Аньмухай обучал людей «камнеметному делу». При сыне Чингис-хана Угэдее Аньмухай стал «приближенным сановником», при этом занимаясь «обучением воинским искусствам». В 1233 году он «участвовал в наступлении на [земли] южнее [Хуан]хэ и имел заслуги. При Мэнгу-каане Аньмухай получил пайцзу с головой тигра и [134] стал главнокомандующим. С 1254 года Аньмухай находился в составе войск Хулагу, сражавшихся против племен, находящихся западнее реки Хуэнхэ. Очевидно, в это время Аньмухай умирает, однако «Юань Ши» сообщает о сыне его Тэмутаре, который «за заслуги в сражениях получил золотую пайцзу и унаследовал управление камнеметчиков» [Храпачевский, 2005, с.524-525].

«Му’изз ал-Ансаб» сообщает еще об одном представителе клана, который был эмиром Толуя: «Джидай-нуйан, из племени бургут, почтенный амир при Чингиз-хане и в последующую эпоху. Он – из числа тех амиров, которые во время раздела войск перешли к Тулуй-хану, амир хазара правого крыла» [История Казахстана в персидских источниках, 2006, т. III, с. 61].

Впоследствии, часть клана находилась в составе государства Хулагуидов. Очевидно, это обстоятельство было связано с подготовкой западного похода Хулагу, для которого ему передавалась одна пятая часть военной мощи Монгольской империи. По И.Х.Камалову, Хулагу вместе с войском в сентябре 1253 года прибывает в Самарканд [Камалов, 2007, с.34-35]. После успешных походов в Иране и Азербайджане и присоединении последнего формируется улус Хулагу [Камалов, 2007, с.41-42; Сафаргалиев, 1960, с.49]; одновременно усложняются отношения с Берке, потребовавшем Азербайджан в качестве военного трофея. Эти и другие обстоятельства (в частности, выдворение джучидов из Ирана) приводят к открытому противостоянию Берке и Хулагу. Часть баргутов, скорее всего, принимала участие в этих событиях, поскольку представители из клана числятся при внуке Хулагу Аргун-хане (1284-1291), о чем упоминает Рашид-ад-Дин: «Из племени баргут в этом государстве [т.е. в Иране] был Джурджаган[5], атабек Аргун-хана; его женой [была] Булаган, а сыновьями: Таутай и Буралги-Кукельташ[6]. Сын Буралги, Саталмыш, был старшим и уважаемым эмиром во времена государя ислама, - да продлится его царство! – [он] взял [в жены] дочь Менгу-Тимура, Курд-фуджин, которая раньше была супругой султана Кермана Союргатамыша.

Сыновья Таутая: Кутлуг-Тимур, Эсен-Тимур, Булас и Хулкун, которые [ныне] состоят эмирами тысяч. Сын Кутлуг-Тимура, Тагай[7], который ныне взял за себя жену Саталмыша, Курд-фуджин; дети: Тимур и Мухаммед» [Рашид-ад-Дин, 1952, т.1, кн.1, с.121]. Очевидно, баргуты занимали в государстве Хулагуидов достаточно привилегированное положение, что отразилось в их административных и военных постах. К сожалению, не удалось отыскать более подробные биографические данные в 3-м томе «Сборника летописей» Рашид-ад-Дина, непосредственно посвященного жизни Хулагу и его потомков[8].

Поиск аналогий среди персидских и арабских источников выявил подробные биографические данные лишь Кутлуг-Тимура, внуке Джурджагана, бывшего в начале XIV в. тысячником. Кутлуг-Тимур – имя достаточное распространенное среди сановников и ханов Золотой Орды[9], однако в царствование Токты и в первые годы правления Узбека фиксируются лишь двое эмиров с таким именем. Один из них, «эмир Сарайа» был врагом Узбека и противился выдвижению его на престол [История Казахстана в персидских источниках, 2006, т. IV, с.277]. Другой же эмир с тем же именем известил Узбека о заговоре и, отчасти, благодаря Кутлуг-Тимуру Узбек, по версии автора «Продолжения сборника летописей», становится ханом. О союзнике Узбека также сообщается, что тот «долгое время управлял в качестве эмира областями Дашт-и Кипчака и Хорезма» [История Казахстана в персидских источниках, 2006, т. IV, с.277-278]. К биографии Кутлуг-Тимура Ал-Айни также добавляет следующее: «У этого эмира было два брата: Сарайтемир и Мухаммадходжа, которые вели для него дело» [История Казахстана в арабских источниках, 2006, т. I, с.361]. Упоминаемый Рашид-ад-Дином эмир имел братьев Эсен-Тимура, Буласа и Хулкуна [Рашид-ад-Дин, 1952, т. 1, кн. 1, с.121], что приводит нас к необходимости отказаться от поисков возможных аналогий. Кроме того, невероятно, чтобы летописцы не зафиксировали факт гипотетической откочевки клана из государства Хулагуидов в Золотую Орду, особенно в период военного противостояния.

[135] О клане баргут в составе Золотой Орды, уже упоминаемых в источниках как буркут, имеются фрагментарные свидетельства в списке «беков, бывших в эпоху хана Джанибека», где среди прочих упомянут буркут Алатай-бий [Мустакимов. 2010б, с.172-173]. Д.М.Исхаков сопоставил количество беков (17) с количеством темников, которые присутствовали на празднике, устроенным ханом Узбеком, согласно данным Ибн Баттуты [Исхаков, 2009а, с.34; История Казахстана в арабских источниках, 2005, т. I, с.225]. После этого сообщения, клан буркут уже не упоминается в числе эмиров Сарая. В эпоху же «Великой Замятни» на первый план выходит род кыйат в лице его главного представителя Мамая. Буркуты же появляются на авансцене несколько позже, их деятельность фигурирует на страницах прошибанидских источников.

Одну из своих главных ролей буркуты сыграли в улусе Шибана, и его политическом наследнике – Тюменском ханстве. Изначально Шибана с кланом буркут связал автор «Таварих-и гузида-йи Нусрат-наме» (приблизительно 1504-1510 гг.), упомянув, что «[Шайбан-хан проявил большую доблесть при завоевании Булгара, Руссов, Асов и в сражении с Башгирдами. За это ему было пожаловано сорок тысяч человек». Одним из предводителей-десятитысячников был назван Тайбуга из буркутов [Исхаков, 2009в, с.25]. Помимо вручения Шибану сорокатысячного войска, Бату отправил его в поход на Крым и Каффу, выделив в Крыму местность Кырк йер [Мустакимов, 2010а, с.22-23]. О выделении Шибану 40 тысяч войск и об отправлении его в «вилайеты Крыма [и] Каффы» сообщает Чингиз-наме [Утемиш-Хаджи, 1992, с.95]. Очевидно, буркуты некоторое время располагались в Крыму, о чем туманно сообщает «Дафтар-и Чингиз-наме», однако впоследствии «перекочевали из Крыма в район Урала» [Иванич, 2001, с.318].

Как сообщает Абулгази, при Менгу-Тимуре произошли территориальные перераспределения между джучидами. Сыну Шибана Бахадуру досталось «владение в Белой Орде» (очевидно, земли части Урала и Северного Казахстана – А.П.); Кафа и Крым были переданы Уран-Тимуру, сыну Тука-Тимура [Абулгази, 1906, с. 152]. При Узбек-хане, согласно «Чингиз-наме», потомки Шибана вместе с улусами были переданы в кошун беку Исатаю, который, однако, «воздал огланам Шайбан-хана уважение за отца их, передал [им] буйрак и карлык, кои суть двусоставный эль, и предоставил их самим себе. Рассказывают, что пребывали они в юртах, назначенных им Саин-ханом» [Утемиш-хаджи, 1992, с. 105]. Примечательно, что Утемиш-хаджи ничего не сообщает о передаче крымских владений тука-тимуридам, и подтверждая их за потомками Шибана. Несмотря на эти противоречия, буркуты некоторое время все же находились в Крыму.

Ж.М.Сабитов предположил, что миграция могла произойти во второй половине XIV века [Сабитов, 2010, с.35]. «Таварих-и гузида-йи Нусрат-наме» сообщает об ойратском происхождении буркутов: «Племена баркут, тумаут, тулас – ответвления племени ойрат – жили на р. Селенге. Каждое из них имело своего предводителя, и все они были подчинены Чингиз-хану» [Таварих, 1967, с.83]. Однако вряд ли это сообщение самостоятельно. По мнению А.М.Акрамова, автор «Нусрат-наме» заимствовал первую часть с кратким описанием племен из «Сборник летописей» Рашид ад-Дина» [Таварих, 1967, с.24].

Откочевка буркутов на Урал могла быть напрямую связана с приходом в Крым кыйата Мамая «вместе с правым крылом и племенами» [Чингиз-наме, 1992, с.108; Трепавлов, 2002, с.59]. Об этом сообщают и такие независимые источники как русские летописи: «И тогда князь Мамай во мнозе силе преиде за реку за Волгу, на горную страну, и Орда вся с ним, и царь бе с ним именем Авдула» [ПСРЛ, 1885, Т.10, с.233; ПСРЛ, 1913, Т. 18, с.101]. Судя по сведениям «Таварих-и гузида-йи Нусрат-наме», в Крыму размещались и кыайты, поскольку среди десятитысячников Шибана был «кыйат Бурудлай бик» [Исхаков, 2009в, с.25; Трепавлов, 2010, с.242-243]. Приход Мамая в Крым вызвал отток некоторых кланов, среди которых были и буркуты, в домениальные владения Чингизидов, в том числе и в улус Шибана. Возможно, подобный отток был и среди подчиненных сарайским эмирам племен, в числе которых также могли быть представители буркутов.

Наиболее подробно история клана буркут в XV в. фиксируется в «Тарих-и Абу-л-Хайр-хани» Масуда Кухистани. Умар-бий буркут был в числе эмиров, к которым примкнули восставшие против мангыта Гази в 1428-1429 гг., при этом убив его. Узнав о сеператизме эмиров, Джумадук-хан, который по «Муизз ал-ансаб» стал править в 829 г.х. (1425-1426 г.) [История Казахстана в персидских источниках, 2006, т.III., с.42], собрал против них войско, однако был разбит и убит [Материалы, 1969, с.141-142]. Упоминание Умар-бия среди «эмиров и высоких военачальников», вероятнее, свидетельствовало о его высоком статусе среди кланов улуса Шибана.

В 833 г.х. (1429-1430 гг.) шибанид Абу-л-Хайр-хан «в благополучии и счастии утвердился на троне государя и на престоле владетеля государства» [Материалы, 1969, с.144]. Первым [136] внешнеполитическим актом нового хана явилось бескровное покорение Чимги-Туры, совершившееся, очевидно, в том же году. Однако, чуть ранее при упоминании Кухистани эмиров в новоиспеченном войске Абу-л-Хайра Умар бия не значится. Он появляется в составе войска позднее.

В том же 833 г.х. Абу-л-Хайр бескровно занимает город (вилайет, эль) Чимги-Тура: «Когда знамена победы бросили тень прибытия над головами жителей города Тара, 'Адад-бек буркут, который был хакимом города Тара, и Кибек-Ходжа-бий буркут со всеми эмирами, вождями и прочими военачальниками, пройдя через двери содействия и подчинения, стали мулазимами повелителя мира….» [Материалы, 1969, с.144]. Кипчак-хан отмечает в своем сочинении, что «область Тара» (вероятно, вилайет Чимги-Тура) была родиной буркутов» [Материалы, 1969, с.390].

Налицо расширение военно-административных функций буркутов в сравнении с предыдущем временем в составе распадающегося улуса Шибана. Если Умар-бий был крупным военачальником при Шибанидах, то его родственники Адад-бек и Кибек-Ходжа-бий, очевидно, являлись управленцами и администраторами крупнейшего города Западной Сибири в XV веке. Исследователи указывают, что, скорее всего, Кибек-Ходжа-бий, являлся главой мусульманской общины города, на что указывает его титул – ходжа, стоящий после имени [Ислам на краю света, 2007, т.1, с.154]. Вероятно, буркуты в одиночку управляли городом, разделяя между собой властные функции – общая система управления (хаким Адад-бек), духовная жизнь (Кибек-Ходжа-бий) и военные функции (Умар-бий)[10]. Про последнего стоит оговориться: связи Умар-бия с Чимги-Турой в источниках не фиксируются, однако он мог присутствовать на церемонии коронации Абу-л-Хайр-хана, затем его имя упоминается в походе против Махмуд-Ходжи-хана, состоявшегося сразу же после занятия Чимги-Туры [Материалы, 1969, с.146]. Вели буркуты и самостоятельную внешнюю политику, на что намекает А-З. Валиди Тоган, опираясь на сочинение историка XVI в. Утемиша-Хаджи: Махмуд-Ходжа-хан «воевал с представителями эля Тура против тюменей кунграт и салджигут» [Исхаков, 2006, с.14]. Под «представителями эля Тура» здесь, вероятно, понимаются именно буркуты. Конкретные детали войны между кланами, их итоги и причины нам, к сожалению, неизвестны, однако вышесказанное позволяет отметить высокий статус клана, заключившем союз с одним из Шибанидов.

Немаловажным вопросом представляется отсутствие легитимного хана в Чимги-Туре, особенно в свете сообщения А.З. Валиди-Тогана о шибаниде Хаджи-Мухаммеде, который был «великим падишахом во всех вилаятах (завоевав) башкир, алатыр, мукши и город Болгар (с окрестностями), а также известных под именем мангытских поселений город Туру» [Исхаков, 2006, с.57]. Прошибандиски настроенный историк Хафиз Таныш предпочел изобразить появление Абу-л-Хайра в Чимги-Туре как процесс передачи власти «над Дашт-и Кипчаком до пределов Туркестана и Сыгнака» [Хафиз-и Таныш, 1983, т.1., с.76] после «мученической смерти» Хаджи-Мухаммед-хана.

Абу-л-Хайр становится ханом в Чимги-Туре, которая временно становится столицей нового ханства. При этом буркуты, по-видимому, были сняты со своих должностей в городе, поскольку «Таварих-и гузида-йи Нусрат-наме» фиксирует в качестве даруг города, назначенных ханом, кланов дурман и ички [Материалы, 1969, с.16]. Причем, упоминание лидеров клана ички Илин-Ходжа и Суфра-ходжа может свидетельствовать о том, что они управляли религиозной жизнью города [Материалы, 1969, с.16]. «Шейбани-наме» дает более полный список даруг: «Их имена таковы: Йахши-бек-бахадур, Кутлук-Бука-бахадур, Й'акуб и Кара-Кирай [и] Шайх-Суфи-бек; из эля кушчи — 'Али-Хаджи и Даулат-ходжа; из людей [племени] найман — Кара-'Усман, Суфи-бек и Акча-Урус; из людей [племени] уйгур — Ходжа-Лак-бахадур; из людей [племени] курлаут — Йумадук-бахадур, Сабур-Шайх-бахадур и Йадгар-бахадур. Это общество [эмиров Абу-л-Хайр-хан] за благожелательство [их] удостоил назначением на должность даруга вилайета Чинги-Тура» [Материалы, 1969, с.96]. Вероятно, Абу-л-Хайром была проведена полная смена управленческого аппарата города.

Тем не менее, клан буркутов влился в социальную структуру новообразованного ханства Абу-л-Хайра, получив высокий статус эмиров и военачальников: имена Умар-бия, Кибек-Ходжа-бия и Адад-бека упоминаются в составе войск левого крыла при походе на Махмуд-Ходжа-хана и на Хорезм в начале 1430-х гг. [Материалы, 1969, с.146, 149], причем имя Умара в хорезмском походе уже не значится.

[137] Деятельность Тайбугидов-буркутов в составе государства Абу-л-Хайра по новому осмыслена Ж.М. Сабитовым, выдвинувшем оригинальную мысль о том, что Тайбугиды сибирских летописей – это уже упомянутые представители из клана буркут [Сабитов, 2010, с.34-35].

Вот что сообщает Основная редакция Есиповской летописи: «(По нем же (т.е. после Тайбуги – А.П.) княжил сын его Ходжа, по нем Ходжин сын Мар. (Маровы дети Адер и) Ябалак» [ПСРЛ, 1986, Т.36, с.47]. Причем, по мнению Ж.М.Сабитова, Ходжа Тайбугид – это Кепек-ходжа буркут, а Мар – Умар-бий [Сабитов, 2010, с.34-35]. По сообщениям Есиповской летописи, «Князь же Мар женат был на сестре казанского царя Упака. (Сей же казанский царь) Упак зятя своего Мара уби и градом облада, и владе много лет» [ПСРЛ, 1986, Т.36, с.47]. Д.Н.Маслюженко, в целом положительно встретивший данную гипотезу, отметил натяжку в виде преклонного возраста Мара (Умар-бия), когда тот женился на сестре Ибак-хана [Маслюженко, 2011, с.99]. Кроме того, нет никаких известий, что Умар-бий и Кепек-ходжа были отцом и сыном. Не фиксируется деятельность Умар-бия и после похода Абу-л-Хайра против Махмуд-Ходжи-хана: он уже не упомянут в составе войск, отправившихся в поход на Хорезм предположительно в 1431 и 1435 гг., о чем сообщает ал-Хавафи в своем сочинении «Фасихов свод» [Фасихов свод, 1980, с.205, 213]. Можно предположить, что он погиб в сражении на Тоболе [Материалы, 1969, с.147].

На наш взгляд, разрешение данной проблемы может быть напрямую связано с военным противостоянием Абу-л-Хайра с Махмуд-ханом и Ахмад-ханом; упомянутые события нашли отражение в историографии. Первым исследователем, обстоятельно проанализировавшем данный вопрос был М.Г.Сафаргалиев. Автор исходит из того, что указанные события могли происходить после взятия Хорезма в 1431 или 1435 году, следовательно, Махмуд и Ахмед не могли являться сыновьями Кучук-Мухаммеда, которому в тот год не могло быть более 14 лет. Этот вывод подтолкнул автора к предположению, что указанные ханы были сыновьями Хаджи-Мухаммеда [Сафаргалиев, 1960, с.208-209]. Б.А.Ахмедов, опираясь на данные «Бахр ал-Асрар» сделал предположение, что Махмуд и Ахмад были сыновьями Кучук-Мухаммеда [Ахмедов, 1965, с.49-50]. Мнение Б.А.Ахмедова поддержал Т.И.Султанов [Кляшторный, Султанов, 1992, с.221-222], а также И.В.Зайцев [Зайцев, 2006, с.36], Д.Н.Маслюженко [Маслюженко, 2008, с.79], Ж.М.Сабитов [Сабитов, 2010, с.34], отметивший при этом, что упомянутые события происходили в начале 60-х гг. XV века. При этом исследователь, проводя источниковедческий анализ «Тарих-и Абу-л-Хайр-хани», указывает что Масуд Кухистани вряд ли мог общаться с очевидцами тех событий, поскольку прошло более 80 лет [Сабитов, 2009, с.166], оттого в событийном ряде «Тарих-и Абу-л-Хайр-хани» могла произойти путаница, и вражду с Махмудом и Ахмедом стоит передвинуть на более поздний срок.

В целом соглашаясь с мнением исследователей, хотелось бы отметить, что имена предводителей и вождей войск, которые перечисляются в соответствующих абзацах при наступлении на Хорезм, уверенно локализуемого в рамках начала 30-х гг. XV века и войны против Ахмада и Махмуда, относящейся к началу 60-х годов, во многом совпадают[11]. Так, Адад-бек буркут и Бузунджар-бий кыйат фиксируются в обоих местах, как и многие другие представители кланов. При столь большом хронологическом разбросе активное участие упомянутых военных вождей вряд ли было бы возможным в силу преклонного возраста. Судя по занимаемым должностями еще в Чимги-Туре Адад-беку и Кибек-Ходжа-бию к моменту войну с сыновьями Кучук-Мухаммеда должно было быть не менее 70 лет, что вряд ли возможно, особенно если учитывать версию Ж.М.Сабитова о том, что Кибек-ходжа был отцом Умар-бия, к 1428 году ставшего уже известным военачальником. Если принимать во внимание данную гипотезу, мы должны поставить под сомнение сопоставление Кибек-ходжа и Умар-бий с Ходжой и Маром Сибирских летописей.

На наш взгляд, попытка модернизации теории отождествления Тайбугидов с кланом буркут наталкивается на существенные противоречия русских и восточных источников, на чем следует остановиться поподробнее. Если в «Тарих-и Абу-л-Хайр-хани» буркуты отмечены как эмиры в составе ханства Абу-л-Хайра, занимающие, прежде всего, военные должности, то сибирские летописи (в частности, Есиповская) сообщают о княжении (выделено мною – А.П.) Тайбуги, Ходжи, Мара, а затем Мамета. Таким образом, если восточные источники говорят о клане, то русские (основываясь на относительно поздних преданиях сибирских татар) сообщают уже о государственной власти династии Тайбугидов, невольно отображая тем самым процессы потестарно-политической [138] эволюции клана. Если подобная эволюция имела место, что характерно в формировании собственной идеологии, которую Д.Н. Маслюженко назвал «античингизидской» [Маслюженко, 2010, с.18], а также понимание собственного исторического пути развития. Это разночтение приводит к характерному парадоксу в деле попыток соединения известий из разных источников. Сама же «Тайбугидская легенда», по мнению А.К.Бустанова, была сформирована в первой половине XVI века [Бустанов, 2010, с.34], что вполне логично, учитывая наличие дипломатических контактов государства Тайбугидов с Русским государством.

Схожее противоречие неизбежно возникает и при анализе легендарного родоначальника династии Тайбуги, чье имя также встречается и на страницах восточных летописей. В сибирских же летописях, как известно, Тайбуга был князем при «Чингисе царе» [ПСРЛ, 1987, Т.36, с.46], основав затем собственное государство с «градом Чингиденом». В 20-х гг. XV века «Чингиденом» или Чимги-Турой владел Шибанид Хаджи-Мухаммед, после него – Абу-л-Хайр-хан. Таким образом, если следовать логике сибирских летописей, потомки «Чингиса-царя» вытеснили исконных владетелей Чимги-Туры из их владений. Однако сообщения сибирских летописей идут вне контекста основных исторических событий: по данным Есиповской и др. летописей, в Чимги-Туры должны были княжить Ходжа, затем Мар; сибирский шибанид Ибак в данном случае выступает узурпатором, убивает Мара и захватывает Чимги-Туру[12]. Такая версия истории, по мнению Д.Н.Маслюженко, служила обоснованием собственной генеалогии и давала право на независимую политическую власть [Маслюженко, 2008, с.106]. Нам уже приходилось писать о том, что данное сообщение сибирских летописей также является конструкцией с целью по-своему интерпретировать события вокруг вилайета Чимги-Туры в XV веке [Парунин, 2011, с.72-77].

Размышления о легендарности генеалогии Та… Продолжение »