Парунин А.В.Русские летописи как источник по истории Тюменского ханства.

 Корпус источников, отражающих историю Тюменского ханства на данном этапе исследований, представляется весьма фрагментарным. Это обстоятельство вполне коррелируется с тем, что Тюменское ханство, возглавлявшееся потомками Шибана, пятого сына Джучи, наименее известно среди прочих аналогичных тюрко-татарских ханств, и имеет немалое количество «белых пятен» в своей истории. Наибольшая удаленность от Московского великого княжества, слабые внешние контакты, неразвитость политических структур обеспечили слабое отражение в отечественном летописании.

Между тем, вместе с восточными источниками, материалами из записок западноевропейских путешественников XV-XVI вв., дипломатической перепиской, русские летописи являются наиболее крупной информационной базой, в которой, однако, неравномерно размещены сведения по истории ханства второй половины XV – начала XVI вв.

Информацию из русских летописей можно условно поделить на две категории. Первая – прямые данные. Это события 1475, 1480-1481, 1496-1497, 1499, 1505 гг. Здесь содержатся непосредственные данные, отражающие «внешнюю» историю ханства. Вторая – косвенные. К ним можно причислить события 1483-1484 и 1487 гг. Здесь летописцами были отмечены факты касательно похода московских полков в Сибирь, и смещение казанского хана Алегама, ставшее камнем преткновения на переговорах Москвы и Тюмени в 1489-м году.

Условно русское летописание XVI века можно подразделить на основное московское (или общерусское), или локальное (вологодско-пермское, западнорусское, севернорусское и др.). Наиболее крупным летописным сводом середины XVI века стала Никоновская летопись, написанная на основе нескольких десятков списков, доводящая свое повествование вплоть до 1560 года [Клосс, 1980, с. 10]. К ней примыкают такие своды, как Симеоновская летопись, Иоасафовская и др. Еще одним общим сводом, законченным в последнем десятилетии XV века, стал Московский летописный свод, в котором большое внимание было уделено взаимоотношениям Московского великого княжеств и Новгорода [ПСРЛ, Т.25, 1949, с.3].

Вологодско-Пермское летописание можно назвать одним из крупнейших локальных. М.Н. Тихомиров, исследуя списки, пришел к выводу, что все они были составлены в середине XVI века [Тихомиров, 1979, с. 139-140]. Исследуя летописные известия, историк обратил внимание, что статьи летописи за XII-XIV вв. содержат заимствования из Софийской I и Симеоновской летописей [Тихомиров, 1979, с.141-143], однако интересующие нас отрывки (разгром хана Ахмата, поход русских войск в Сибирь и др), по мнению М.Н. Тихомирова, исходят «из третьего источника». Автором было выдвинуто предположение, что сведения взяты «из каких-то летописных заметок, составленных на севере Руси при дворе епископа Пермского Филофея», или «из летописных известий московского происхождения, большей частью в редакции продолжения Симеоновской летописи (до 1493 г.)» [Тихомиров, 1979, с. 143]. Б.М. Клосс, исследовавший краткие вологодско-пермские летописи, некоторые фрагменты из которых не вошли  основной свод, отметил влияние московского летописания [Клосс, 1976, с. 267]. Таким образом, эта локальная ветвь имела заимствования как из центрального летописания, так и самостоятельные источники информации, прежде всего данные о сибирских походах. Отметим, что сравнительный анализ известий из Вологодско-Пермской и Симеоновской летописей показал отсутствие в последней данных о приведении в подданство югорских князей. Тем не менее, сведения, касающиеся событий в Москвском княжестве, фактически идентичны в обоих сводах [Тихомиров, 1979, с.143-144].

Локальным является и Устюжское летописание, содержащее в себе схожие с вологодско-пермским сводом известия 1483-1484 гг. К.Н. Сербина, занимавшаяся исследованием летописца, отметила в качестве протографа местную устюжскую летопись, не сохранившуюся до наших дней, которая выступала как хроника с кратким перечислением всех важнейших событий региона. По мнению исследовательницы, в ней же были размещены и результаты походов на Югру и Обь 1483-1484 и 1499 гг. [Сербина, 1985, с.10-11]. Из этой местной летописи в первой половине XVI века был сформирован Устюжский летописный свод, ставший впоследствии основной для Архангелогородского летописца, который наряду со списком Мациевича был в 1982-м году опубликован в ПСРЛ. А.А. Шахматов, А.Н. Насонов, а затем и К.Н. Сербина полагали, что в основе Устюжского свода лежали общерусский и ростовский своды [Сербина, 1985, с. 50-51].

К.Н. Сербина обратила внимание и на местную версию «стояния на Угре», в которой «с одной стороны, нет обвинения в измене братьев и показана растерянность Ивана III, а с другой – не содержится осуждения Софии и бывших с ней в «бегах». В качестве объяснения ей было предложена версия о составлении данного отрывка уже после примирения Ивана III с Софьей [Сербина, 1985, с. 63]. При этом автор не обратила внимания на обстоятельства смерти хана Ахмата и последующего визита посла Ибак-хана князя Чюмгура (ПСРЛ, Т. 37, 1982, с.95]. Примечательно, что этот момент более нигде не отражен в летописании. Несомненно, по итогам посольства была составлена посольская книга, материалы которой каким-то образом попали именно в провинциальный свод, а не общерусский; сама книга не сохранилась.

Среди фрагментарных известий о Тюменском ханстве нельзя не отметить события русского похода на Обь в 1483 году, которые нашли отражения в Архангелогородском летописце [ПСРЛ, Т.37, 1982, с.95], Вологодско-Пермской летописи [ПСРЛ, Т.26, 1959, с.275] и Вычегодско-Вымской летописи [Вычегодско-Вымская, 1958, с.262], причем в первом летописце фигурирует фраза: «А воиводы великаго князя отошли вниз по Тавде реце мимо Тюмень в Сибирьскую землю» [ПСРЛ, Т.37, 1982,  с.95). Отметим, что упоминание о походе весьма обширно, но не нашло отражения в центральном летописании. По мнению К.Н. Сербиной, подобные «записи волне могли дать и устюжские попы, которые вместе с устюжанами принимали участие в походах», используя в качестве примера поход устюжан на Казань в 1469 г., в числе которых был поп Иван, гипотетический автор наблюдений о походе [Сербина, 1985, с. 10]. Схожая ситуация могла возникнуть и при составлении рассказов об экспедиции на Обь.

К указанному походу относится и обширная историография [Каргалов, 1983, с.177-182; Рябинина, 2007, с.37-38; Маслюженко, 2008, с. 94; Парунин, 2010, с.268; Маслюженко, 2011, с.35-50], по разному трактующая итоги и этапы данного похода. Интересные подробности приводит Б.М. Клосс, анализирующий в своей статье краткие летописцы, предшествующие основному вологодско-пермскому летописанию. В одном из них, описывающим событие до 1489 года упомянуто буквально следующее: «В лето 6992. Великого князя воеводы ходили князь Федор Курбьскои да Иван Салтык Травин на Вогуличи, на Асыку да на Юмшана, с Вологжаны да со Устюжаны. И бися Юмшан и убежа в лес; и побиша многа татар Тюмеских и Сибирь плениша и одолеша» [Клосс, 1976, с.270]. Упоминание о «побиша многа татар Тюмеских» придает иной контекст походу, результаты которого, однако, видимо не отразились на отношения Тюменского ханства и Ивана III.

Русское летописание характерно тем, что предоставляет и косвенные данные, позволяющие очертить некоторые аспекты внешней политики Сибирских Шибанидов в конце XV века. С этим напрямую связаны события вокруг смещения казанского хана Али (Алегама). Сам факт политического переворота в Казанском ханстве нашел отражение практически во всех летописных сводах [ПСРЛ, Т.12, 1901, с.218; Т.25, 1949, с.331; Т.39, 1994, с.164; Книга, 1850, с.4 и др.]. Эта история получила продолжение в дипломатических отношениях Москвы и Тюмени. Во время визита осенью 1489 года посольства от ногаев и Сибирских Шибанидов во главе с князем Чюмгуром прозвучало следующее требование со стороны представителя Ибак-хана: «С Алегамом царем меж вас крепкая правда и слово было, и тебя, к слову прямя, слышел есми; и яз ныне тех слов правду познаю: Алегама царя ко мне отпустите, оба одного отца дети» [Посольская книга, 1984, с.18]. Нежелание Ивана III отпустить бывшего хана стало камнем преткновения на переговорах, и не позволило разрешить проблемную ситуацию, в итоге отношения Москвы и Тюменского ханства не претерпели изменений. Таким образом, дополняющие друг друга косвенные и прямые сообщения источников позволили глубже заглянуть не только во внешнеполитические перспективы потомков Шибана, но и отметить некоторые детали во взаимоотношениях Московского великого княжества и тюрко-татарских ханств.

Обширные сведения содержатся также в общерусских сводах. В них нашло отражение походы младшего брата Ибак-хана Мамука на Казань весны - поздней осени 1496 года. Причем этот сюжет получил наибольшее отражение в источниках [Летописец, 1781, с.158-159; ПСРЛ, Т.12, 1901, с.242-243; Т.24, 1921, с.213; Т.26, 1959, с.290; Т.39, 1994, с.170-171; Иоасафовская летопись, 1957, с.131-132 и др.]. Примечательно, что все события, так или иначе касающиеся политических событий в Казани, находили максимальное отражение в летописях, особенно временная потеря контроля зависимого ханства.

Никоновский свод и Иоасафовская летопись оставили наиболее подробные свидетельства о произошедшем. Оба источника подвергались тщательному изучению Один из первых крупных исследователей Иоасафовской летописи, А.А. Шахматов предположил, что вторая часть рукописи, освещающая события с 1437 по 1520 гг., явилась основой при составлении Никоновской летописи [Шахматов, 1904, с.70-71]. Б.М. Клосс в своей монографии о Никоновском своде, приводя разноречивые мнения коллег[1], все же пришел к следующему выводу: «Иоасафовская летопись была специально написана для использования в качестве источника в завершающей части основной редакции Никоновской летописи» [Клосс, 1980, с. 74].

Интересным представляется появление практически идентичного упоминания о походах Мамука в Софийской Первой летописи. Так, по мнению Б.М. Клосса, помимо сведений Иосафовской летописи, в Никоновский свод была включена начальная часть Воскресенской летописи с известиями до 1521 года [Клосс, 1980, с. 8]. В одной из более поздних работ исследователь, анализируя Воскресенскую летопись и Список Царского, пришел к выводу, что отредактированный в первой половине XVI в. текст Списка явился основой для составления Воскресенской летописи [Клосс, 1984, с.25-37; ПСРЛ, Т. 39, 1994, с.3]. Таким образом, единый текст, посвященный походу на Казань, стал возможен благодаря генетическому единству общерусских летописных сводов, источниками которых являлись протографы друг друга. Впоследствии рассказ в укороченном виде попадает в Типографскую и Вологодско-Пермскую летописи. Примечательно, что один и наиболее ранних (начало XVI в.) вологодско-пермских летописцев, приводя сведения 1490-х гг., ни разу не упоминает о рассматриваемом нами походе [Клосс, 1976, с.278-282]. Походы на Казань первоначально не нашли отражения в локальном летописании, появившись лишь после оформления их в общерусских сводах.

После не слишком удачного казанского похода, вероятно, дипломатические отношения прекратили свое оформление, и история Тюменского ханства в источниках постепенно сходит на нет, за исключением нескольких фрагментов. Одним из них является упоминание об Агалаке царевиче «Мамуковом брате», чей поход упоминается в Никоновской и Софийской летописях [ПСРЛ, Т.12, 1901, с.250; Т.39, 1994, с.172].  Интересен и тот факт, что устюжско-вологодская летописная традиция не упоминает об этом походе, который, кстати, закончился неудачей и больше представлял из себя обычный набег. Зато осталось упоминание о практически единовременном приходе на Казань ногаев, которые «стояша … под Казанью три недели и, граду не успев ничто же, возвратишася во свояси» [ПСРЛ, Т.12, 1901, с. 253, Т.26, 1959, с.294]. Но в местном, устюжском летописании, был зафиксирован еще один случай набега со стороны Шибанидов: «А приехал в неделю цветную, а в понедильник на страстнои недели рать пришли без вести ис Тюмени, Кулук салтан Ивака царев сын з братьею и з детми. Города не взяли, а землю Нижнюю извоивали, а Усолье на Каме русаков вывели и высекли» [ПСРЛ, Т.37, 1982, с.99]. Упоминание представляется уникальным, поскольку иные сообщения отсутствуют. Вероятно, это было связано с географической локализацией набега, в итоге ставшего фактом лишь для местных летописей. После этого всяческие упоминания в русских летописях о Тюменском ханстве отсутствуют.

Фрагментарные сведения о Шибанидах последних лет XV века находятся в корпусе сибирских летописей, ставших оригинальным источником, имеющим абсолютно иную природу происхождения известий по истории средневековой Сибири, а также времени ее завоевания русскими войсками. В сибирском летописании, в котором наиболее ранней является Есиповская летопись, фиксируются легендарные известия о якобы местной татарской династии Тайбугидов и ее взаимоотношении с потомками Шибана. Происхождение и источники Есиповской и ряда других летописей, а также известий в них, стали объектом пристального изучения. В частности, из современных работ можно отметить исследования Я.Г. Солодкина и Д.Н. Маслюженко [Маслюженко, 2010, с.5-33, Маслюженко, 2010, с.9-21; Солодкин, 2005, с.48-53; Солодкин, 2007, с.77-84 и др.].

Один из первых исследователей сибирского летописания Г.Ф. Миллер отмечал в качестве их источников устные предания, «которые сибирские татары получили от своих предков». По мнению исследователя, эти «предания вскоре после завоевания Сибири были записаны и вошли в состав сибирских летописей» [Миллер, 1999, с.185]. К числу этих преданий принадлежит и Тайбугидская легенда, которая, по версии Д.Н. Маслюженко, стала попыткой легитимизации своего правления в Сибири и поднятия статуса в глазах соседних тюрко-татарских ханств [Маслюженко, 2008, с.104-105; Маслюженко, 2010, с.9-10]. В связи с этой гипотезой автором также была предпринята попытка с схожей позиции исследовать отношения Тайбугидов и Шибанидов [Парунин, 2011, с.72-77], кратко упоминаемые в Есиповской летописи [ПСРЛ, Т.36, 1987, с.32, 47, 81, 108 и др.]. Несмотря на некоторые источниковедческие сложности, неясность происхождения оригинального источника, сибирское летописание уникально благодаря своей независимости от общерусского, и в связи с этим упомянутые сведения не могут быть проигнорированы, несмотря на ряд сомнений в их достоверности.

В качестве заключения нельзя не отметить еще один оригинальный летописный свод – История о Казанском царстве, или Казанский летописец. Наше внимание здесь привлек следующий абзац, посвященный смерти казанского хана Сафа-Гирея в 1549 году: своим трем женам он «роздели имение свое равно царское и отпустит повеле во отечест­во свое: болшая пойди въ Сиберь, ко отцу своему Сиберскому ца­рю; другая же в Асторохань, ко царю своему отцу; 3 же въ Крымъ, къ братеи своей, княземъ Ширинскимъ» [ПСРЛ, Т.19, 1903, стб.56; Трепавлов, 2009, с.370-395]. В связи с этим свидетельством В.В. Трепавлов предположил, опираясь еще на одни косвенные данные[2], что речь идет о потомке Ибак-хана Кучуме, либо же о его отце Муртазе [Трепавлов, 2009, с.383], которые могли в то время находиться (или править) Чимги-Турой. Д.М. Исхаков, указав на известие Казанского летописца, допустил возможность присутствия Муртазы в Чимги-Туре на момент смерти Сафа-Гирея, вместе с тем подчеркнул неясность политического статуса сибирских территорий в середине XVI века. По мнению исследователя, Тайбугиды могли находиться в зависимости либо от Шибанидов, сидящих в Чимги-Туре в то время, либо подчиняться узбекским Шибанидам Бухары [Исхаков, 2010, с.46]. Откровенно говоря, подобные выводы представляются весьма сомнительными: даже если мы допустим факт существования «царей» в Чимги-Туре, из-за фрагментарности известия, не совсем ясно, свидетельство ли это легитимного статуса конкретных правителей-династов из дома Шибана, либо это упоминание о князьях из династии Тайбугидов. Вполне возможно, что источник сведений не был в курсе происходивших событий и отметил факт государственности северо-восточных соседей казанского хана, не вникаясь в детали.

Прояснить некоторые спорные моменты в данном случае помогает определение идеологической позиции Казанского летописца, основным сюжетом повествования которого стали взаимоотношения Казанского ханства и Москвы в середине XVI века, приведшие в итоге к поражению первого. Д.Н. Альшиц, анализируя летопись, отмечает, что «конструкция произведения должны были подчеркнуть, что разгром  и уничтожение Казанского царства  являются справедливым и даже гуманным возмездием за разгром и унижение Руси, учиненные татарами в прошлом» [Альшиц, 1974, с.289]. На схожие мотивы обратила внимание Г.Н. Моисеева, отметив также, что автор Казанской «истории» демонизирует образ ханства, выставляя его подданных заговорщиками, поддерживающих врагов формирующегося самодержавия и лично Ивана IV [Моисеева, 1953, с.268-269]. Мы видим своего рода социальный заказ эпохи, где формируется идеологический вектор «правильного» отношения уже царской Москвы к осколкам некогда враждебной Золотой Орды. Естественно, тенденциозность сюжета распространилась и на оставшиеся ханства, л чем свидетельствует упомянутый выше отрывок, где жены Сафа-Гирея удобно отправляются в Астраханское Крымское и Сибирское ханства, неся тем самым отпечаток враждебного настроя по отношению к бывшему даннику татар. Немаловажным представляется и время написания сочинения – 1570—е гг[3]. – время ухудшившихся отношений Москвы с лидером Сибирского ханства Кучумом, начавшим нападения на вотчины Строгановых. Эти факты вполне мог использовать автор при написании летописи, однако чтобы не нарушать хронологию изложения, он лишь туманно намекнул на преемственность «супостата» Казани в лице беспокойных соседей.

Подводя некоторые итоги, стоит отметить следующие обстоятельства. Во-первых, образ Тюменского ханства в отечественном летописании представляется «внешним», т.е. отмечающим сугубо внешнеполитическую деятельность (в основном, военные походы и набеги): составители летописных списков не касались внутренней жизни периферийных политических объединений. Исключение может составлять сообщение Архангелогородского летописца о дипломатическом визите посла Ибак-хана князя Чюмгура в Москву в 1481-м году, после разгрома большеордынского хана Ахмата, где князь великий «посла Ивакова чествовал и дарил и отпусти ко царю с честию, а царю Иваку теш послали». Эта важная деталь позволила зафиксировать дипломатические отношения между двумя государствами, дарообмен, и социальную стратификацию в лице «князя» Чюмгура. В целом же, иные свидетельства летописей представляются стереотипными, даже несмотря на довольно подробное описание правления хана Мамука в Казани.

Во-вторых, разность известий, обуславливаемая географическим фактором и сложившейся традицией летописания в центре (Москве) и на периферии (Пермь, Вологда и др.). С этим фактором связаны прежде всего сибирские походы русских ратей в конце XV века. По мнению специалистов, источниками в данном случае могли являться представители духовенства, сопровождавшие войско и отмечавшие детали похода. Однако плюсом центрального летописания (например, Никоновский свод) являлось пристальное внимание за деятельностью Казанского ханства, в контроле за которым были заинтересованы и Шибаниды. Все это приводит к мысли о желании Ибак-хана и его преемников участвовать в региональной политики, что и подтверждается иными аутентичными источниками – посольскими книгами.

В-третьих, некоторые интересные детали добавляют косвенные свидетельства (к примеру, пленение казанского хана Али), а также летописи, в основе которых лежали оригинальные известия (сибирский свод и Казанский летописец), фиксация которых могла быть связана как с тенденциозностью повествования, так и легендарным происхождением оригинальных статей.

Список литературы.

1. Альшиц Д.Н. «Слово о погибели Рускыя земли» и «Казанская история» // Летописи и хроники. 1973 г. – М.: Наука, 1974. – С.286-292.
2. Вычегодско-Вымская (Мисаило-Евтихиевская) летопись // Историко-филологический сборник Коми филиала АН СССР.- Сыктывкар, 1958. Выпуск 4. - С. 257-271.
3. Иоасафовская летопись. – М.: Издательство Академии Наук СССР, 1957. – 243 с.
4. Исхаков Д.М. Сибирский юрт в конце XV века – начале 1560-х гг.: ханство или княжество? // Средневековые тюрко-татарские государства. Сборник статей. / Б.Р. Рахимзянов [отв. ред.]. Вып.2.  – Казань: Изд-во «Ихлас», 2010. – С.43-47.
5. Клосс Б.М. Вологодско-Пермские летописцы XV в. // Летописи и хроники 1976. М.Н.Тихомиров и летописеведение. - М.: Наука, 1976. – С. 264-282.
6. Клосс Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI-XVII веков. - М.: Наука, 1980. – 313 с.
7. Клосс Б.М. Список Царского Софийской I летописи и его отношение к Воскресенской летописи // Летописи и хроники. 1984 г. – М.: Наука, 1984. – С.25-37.
8. Книга, глаголемая Летописец Федора Кирилловича Нормантского // Временник Императорского Московского общества истории и древностей Российских. Кн.5. - М., 1850. – С.3-148.
9. Корецкий В.И. Соловецкий летописец конца XVI в. // Летописи и хроники. 1980 г. В.И. Татищев и изучение русского летописания. – М.: Наука, 1981. – С.223-243.

10. Кунцевич Г.З. История о Казанском царстве или Казанский летописец. Опыт историко-литературного исследования. – СПб.: Типография И.Н. Скороходова, 1905. – 682 с.

11. Летописец, содержащий в себе Российскую историю. - М., 1781. – 196 с.

12. Маслюженко Д.Н. Этнополитическая история лесостепного Притоболья в средние века. – Курган: Издательство Курганского гос.ун-та, 2008. – 168 с.

13. Маслюженко Д.Н. Возможности использования Сибирских летописей для реконструкции идеологии Сибирского княжества Тайбугидов // Источниковедческие и историографические аспекты сибирской истории. Коллективная монография. Ч.5 / Под общей ред. Я.Г.Солодкина. Нижневартовск, 2010. С.5-33.

14. Маслюженко Д.Н. Сибирская княжеская династия Тайбугидов: истоки формирования и мифологизация генеалогии // Средневековые тюрко-татарские государства. Сборник статей. / Б.Р. Рахимзянов [отв. ред.]. Вып.2.  – Казань: Изд-во «Ихлас», 2010. – С.9-21.

15. Маслюженко Д.Н., Рябинина Е.А. Поход 1483 г.: летописные реалии и исторические реалии // Сибирский сборник. Вып.1. Казань: Яз, 2011. С.35-50.

16. Миллер Г.Ф. История Сибири. Т.1. – М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1999. – 630 с.

17. Моисеева Г.Н. Автор «Казанской истории» // Труды Отдела древнерусской литературы. Том IX. – М.: Л.: Изд-во Академии Наук СССР, 1953. – С.266-288.

18. Молявина Е.Ю. Источниковая база исследований по истории Сибирского юрта во второй половине XVIII – первой половине XIX вв. // Сулеймановские чтения: материалы X Всероссийской научно-практической конференции (Тюмень, 18-19 мая 2007 г.) / А.П. Ярков [ред.]. – Тюмень: СИТИ ПРЕСС, 2007. – С.57-58.

19. Парунин А.В. Дипломатические контакты Московского великого княжества и Тюменского ханства в 1480-е – начало 1490-х гг. // Средневековые тюрко-татарские государства. Сборник статей. Вып. 2 / Р.С. Хакимов и др. [ред.]. – Казань: Изд-во «Ихлас», 2010. – С.266-274.

20. Парунин А.В. Дискуссионные моменты гибели лидера сибирских Шибанидов Ибак-хана // Сулеймановские чтения: материалы Всероссийской научно-практической конференции (Тюмень, 13-14 мая 2011 года) / под ред. А. П. Яркова. Тюмень: Универсальная Типография "Альфа-Принт", 2011. С. 72-77.

21. Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой 1489-1508 гг. / В.И. Буганов [отв. ред.]. – М.: Институт истории СССР, 1984. – 87 с.

22. ПСРЛ. Т. 11. Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью.СПб., 1897. – 258 с.

23. ПСРЛ. Т. 12. Летописный сборник, именуемый Патриаршей, или Никоновской летописью. - СПб., 1901. – 266 с

24. ПСРЛ. Т. 18. Симеоновская летопись. – М.: Знак, 2007. – 328 с.

25. ПСРЛ. Т. 19. История о Казанском царстве (Казанский летописец). - СПб., 1903. – 303 с.

26. ПСРЛ. Т. 24. Типографская летопись. – Петроград, 1921. – 275 с.

27. ПСРЛ. Т. 25. Московский летописный свод конца XV века. – М.; Л., 1949. – 458 с.

28. ПСРЛ. Т. 26. Вологодско-Пермская летопись. - М.:Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1959. – 416 с.

29. ПСРЛ. Т. 36. Сибирские летописи. Ч.1. Группа Есиповской летописи. - М.: Наука, 1987. – 383 с.

30. ПСРЛ. Т. 37. Устюжские и Вологодские летописи XVI-XVII вв. – Л.: Наука, 1982. – 235 с.

31. ПСРЛ. Т. 39. Софийская Первая летопись по списку И.Н. Царского. – М.: Наука, 1994. – 209 с.

32. Рябинина Е.А. Сибирский поход 1483 года: к проблеме взаимоотношений России с Тюменским ханством // Емельяновские чтения: Материалы II Всероссийской научно-практической конференции. - Курган, 2007. – С.37-38.

33. Сербина К.Н. Устюжское летописание XVI-XVIII вв. - Л.: Наука 1985. – 137 с.

34. Солодкин Я.Г. «…А се написах к своему изправлению» (Синодик «Ермаковым казакам» и Есиповская летопись) // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. – 2005. - №2 (20). - С.48-53.

35. Солодкин Я.Г. «Краткое описание о Сибирстей земли...»: место возникновения и соотношение с новым летописцем // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. – 2007. - №1 (27). - С. 77-84.

36. Тихомиров М.Н. Русское летописание. – М.: Наука, 1979. – 387 с.

37. Трепавлов В.В. Родоначальники Аштарханидов в Дешт-и Кипчаке (заметки о предыстории бухарской династии) // Тюркологический сборник 2007-2008: история и культура тюркских народов России и сопредельных стран / С.Г. Кляшторный [ред.]. – М.: Восточная литература, 2009. С.370-395.

38. Шахматов А.А. Иоасафовская летопись // Журнал Министерства Народного Просвещения. 1904, май. – СПб., 1904. – С.69-79.

39. Шмидт С.О. Продолжение хронографа редакции 1512 года // Исторический архив. Том VII. - М.-Л.: 1951. – С.258-299.