|
Пиры Чингизидов как повседневная практика Аспекты повседневной жизни потомков Чингисхана наполнены всевозможными символами, что особенно характерно проявляется в таком ритуализованном действии как пиршество. Корпус источников в этом плане не представляется монолитным, характеризуясь локальными особенностями. К примеру, столь разнородные по сюжету и характеру повествования, официальные сочинения («Сборник летописей» Рашид-ад-Дина») или воспоминания путешественников («Книга о разнообразии мира» Марко Поло), могут фиксировать некие общие константы в описании церемонии пира. В первую очередь, пир является свидетельством иерархических отношений внутри кочевого общества. В связи с этим уместно отметить достаточно известный сюжет о пире в Ононской дубраве, отмеченный в монгольских источниках (1, 104-106; 4, 112-113). Центральным конфликтом стало нарушение принципа иерархии: «На пиру первую чарку наливали, по порядку, Чингис-хану, Оэлун-учжине, Хасару, Сача-беки с его родными. Затем кравчий стал наливать чару по очереди, начиная с молодой жены Сача-беки по имени Эбегай. Тогда ханши Хорочжинхатун и Хуурчин-хатун нанесли оскорбление действием кравчему Шикиуру со словами: «Как ты смел начинать не с нас, а с Эбегай?» (1, 104; 4, 112). Усугубила ситуацию драка брата Чингисхана Бельгутая с чжуркином Бури-Боко (1, 105-106; 4, 112-113). Впоследствии, произошедшее на пире стало основным мотивом разгрома оппозиционного рода. Схожим по повествованию является конфликт сына Джучи Бату с Гуюком и Бури во время Западного похода 1236-1242 гг.: «Воздвигнув большой шатер, мы собрались пировать, и я (т.е. Бату – А.П.), как старший среди находившихся здесь царевичей, первый поднял и выпил провозглашенную чару. За это на меня прогневались Бури с Гуюком и, не желая больше оставаться на пиршестве, стали собираться уезжать, причем Бури выразился так: «Как смеет пить чару раньше всех Бату, который лезет равняться с нами?» (4, 194). Отметим, что подобные конфликты в источниках отмечены лишь во время пиршества, когда военная и племенная элита находится в замкнутом и сакральном пространстве. Указание на некую игру символов присутствует при описании пира Кабул-хана и китайского Алтан-хана, когда первый «вообразил, что они [и] ему подсыпают в пищу отраву». При этом Кабул-хан «подошел к Алтан-хану, хлопая в ладоши и приплясывая, схватил его за бороду и оскорбил его». Увидев, «что Алтан-хан весел и смеется, искательно подошел к [нему] и сказал? «Я совершил наглый поступок и учинил дерзость! Алтан-хан волен наказать меня или оставить в живых. Я же распоряжаться собою не волен, дело и поступок, которые я сделал, - вот они!» Так как Алтан-хан был государем с выдержкой и разумным, он смекнул, что у Кабул-хана есть племена и подданные и [только] он прикончит его за этот пустяк, то впоследствии его старшие и младшие родичи подымутся из ненависти [к нему] для отплаты и мщения [за Кабул-хана] и затянутся надолго между ними распря и враждебные отношения. Поэтому он отнес этот [поступок] за счет игривой шутки и дружеской забавы и, подавив гнев, простил [его]» (6, 35). На мотив сакральности могут указывать различные свидетельства летописцев о проведении пира в шатре хана. На следующий день после интронизации кааном Менгу «устроили пир в шатре, который приготовил Сахиб Ялавач из златотканных шелковых материй и разноцветной парчи. Никто до тех пор не воздвигал такого шатра и не строил такого двора, и в таком виде» (7, 133). Во время торжества Газан-хан «повелел, чтобы золотую палатку разбили в середине этого сада с приемным шатром и навесами» (8, 190). Марко Поло, описывая празднества при дворе каана Хубилая, отмечает следующее: «Утром, в праздник, к государю в большой покой, пока столы не расставлены, приходят цари, герцоги, маркизы, графы, бароны, рыцари, звездочеты, врачи, сокольничие и все другие чины, управляющие народами, землями, военачальники, а те, кому нельзя взойти, становятся вне дворца» (3, 258). Праздник нарушает размеренное течение жизни кочевника, отрывает его от конкретных забот, будь то война, либо выпас стада и т.д. Центральное место в праздничном пире занимает, соответственно, сам хан. При этом современники фиксируют тщательность соблюдения этого ритуала. «Государь мира сидел на троне, по правую его руку – царевичи, стоявшие толпой… по левую руку сидели жены» (7, 133) – сообщает Рашид-ад-Дин о пире каана Мункэ. Марко Поло приводит аналогичные данные: «На пиру великий хан за столом сидит вот как: его стол много выше других столов; садится он на северной стороне лицом на юг; с левой стороны возле него сидит старшая жена, а по правую руку, много ниже, сыновья, племянники и родичи императорского роду; а головы их приходятся у ног великого хана» (3, 255-256). Описывая имперский праздник хана Узбека, Ибн Батута сообщает, что «посреди этого большого трона (лежит) тюфяк, на котором сидят султан и старшая хатун» (9, 225). Вильгельм Рубрук, побывавший на схожем празднике, отметил и свое место среди гостей хана: «Тогда мы сели пред его двором на большом расстоянии, и нам принесли для еды мяса» (2, 145). В связи с этими свидетельствами интересно проследить своеобразную эволюцию места главы государства в ритуализованном пространстве. Описывая пиры при Чингисхане, автор Сокровенного Сказания, упоминает буквально следующее: «На пиру первую чарку наливали, по порядку, Чингис-хану, Оэлун-учжине, Хасару, Сача-беки с его родными» (4, 112). Источник не фиксирует факт конкретного местоположения хана, включая в число первых не только мать и брата, но также и ближних родственников, принадлежность которых к потомкам Алан-Гоа ни у кого не вызвала сомнений. Отметим также, что заведовал пиром не сам хан, а его брат Бельгутай. Все это может свидетельствовать о том, что в ранний период истории Монгольской империи хан воспринимался как вождь, старший в роду, но еще равный среди своих родственников, не будучи личностью, наделенной определенной символической властью. Немаловажна и функция золотой одежды. Так, по мнению А.Г. Юрченко, подобные одеяния фиксировали место в высшей иерархии; одновременно пышное убранство не соответствовало принятию мусульманских культурных кодов (10, 117, 121). Хубилай во время праздника «облачается в сукно, вытканное золотом», а его «рыцари» одевают «большой золотой пояс» (3,.257). Газан-хан «опоясался подобающим поясом и надел на себя золототканные одежды, очень дорогие» (8, 190). Пир также может служить регулятором поведенческих стереотипов, о чем имеются неоднократные сообщения, преимущественно у Рашид-ад-Дина. Официальная летопись передает стереотипные сообщения о вступлении на престол ханов из династии Хулагуидов: «Когда кончили пировать и веселиться и совершили поздравительные обряды, каан (взошедший на престол Тимур, внук Хубилая – А.П.) обратил [свое] благословенное внимание на устроение дел войска и государства, назначил в области и окраины царевичей и эмиров и утвердил везиров и начальников диванов» (7, 206). Схожим является свидетельство об Аргун-хане: «Хуладжу взял Аргун-хана под правую руку, а Анбарчи под левую и усадили его на царский престол. После того как они покончили с пиршествами и увеселениями, прежде [всего] отправили по владениям царский ярлык о снискании расположения ра’иятов, дабы встревоженный мир успокоился» (8, 113). То же самое персидский историк сообщает о Гейхату (8, 131, 133). О схожем обряде для Угэдея сообщает Абу-л-Гази: «Бату-хан и все царевичи, сообразно завещанию Чингиз-хана, посадили на престол Огдай-каана; устроив большой пир, подали каану чашу и каан также дал пир царскому дому и эмирам, и, отворив двери казнохранилища, роздал столь много даров, что никто не остался бедным, все сделались богачами» (1, 150), отмечая при этом еще одну часть ритуала пиршества – раздачу даров. Суммируя сказанное, интронизация нового хана выглядит следующим образом: вступление на престол – пиршество и увеселения – рассмотрение государственных дел. Пир, тем самым, позволяет хану легитимизироваться в глазах его родственников и высших сановников. К сожалению, рамки статьи не позволяют рассмотреть всех особенностей повседневной жизни Чингизидов, связанных с обрядом пиршества. В заключение стоит отметить следующее: на основании некоторых свидетельств письменных источников, пир может выступать символическим подтверждением власти хана, выполнять роль фиксатора иерархии среди потомков Чингисхана, выявлять кажущиеся невидимыми конфликты среди царевичей (пример с Гуюком, Бури и Бату).
Список литературы.
|
© Siberian-Khanate
|